Проповедь 15.
Други мои! Был страшный момент в жизни нашего мира, когда решался вопрос, быть или не быть ему, когда положена была на чашу весов его судьба; когда решался вопрос его спасения. Этот момент относится ко времени земной жизни Христа Спасителя. Вопрос о судьбе мира, о спасении его решался ночью в тишине сада Гефсиманского. Этот момент есть величайший в жизни мира!
Единородный Сын Божий, воплотившийся от Девы Марии ради спасения людей, три года проповедовал Евангелие, исцелял всякий недуг и муку, утешал, воскрешал, призывал грешных к покаянию. Учеников Своих Он предупреждал о Своих грядущих страданиях, которые уже предвидел. Наконец после торжественного входа в Иерусалим, после Вечери Тайной наступило время Страстей Христовых.
В этот момент его человеческое существо изнемогло; Спаситель мира поколебался: ужас страдания, несения наказания за грехи мира охватил Христа. Час посвящения Великого Вечного Архиерея. Бог Отец протянул омофор, чтобы положить его на плечи Сына возлюбленного, а Сын в трепете склонился в мольбе: «Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Меня чаша сия (Мф. 26, 39). Возьми назад этот омофор, избави меня от грядущих мук, пощади Сына Твоего». Покорность правосудному завету Отца, бесконечная любовь к грешному миру вступили в страшную, полную несказанной муки борьбу между собой. Мука была тяжелее наступивших потом крестных страданий. Те были мучительны физически, но дух уже успокоился; здесь были муки духа, муки решения. Решиться страдать, заставить себя отказаться от себя — тяжелее этой муки нет. Вот почему в Евангелии говорится, что пот кровавый, пот бесконечной тяготы выступил на челе Спасителя. Мир небожителей ужаснулся этой муки и послал одного из серафимов укреплять изнемогающего. Три раза начиналась борьба и три раза слабость естества побеждалась крепостью покорности воле Отца и любви. «Отче, да мимо меня идет чаша сия!» Но Отец молчит, Отец не хочет снять омофора с выи Сына, Отец не хочет освободить Его от жертвы. И Сын каждый раз Свою бесконечную, мучительную борьбу заканчивает словами: Обаче не Моя воля, а Твоя да будет! (Лк. 22, 42). Воля Отца гласила, что безгрешнейший Единородный Сын, и должен принести Себя в жертву искупления за грехи рода человеческого. И Сын покорился воле Отца.
Вот что происходило когда-то в саду Гефсимании.
Божестенная литургия есть, как я говорил, живая фотография земной жизни Христа. Гефсиманская мука отобразилась в Херувимской песне. Священник изображает здесь скорбящего Спасителя, диакон — ангела, посланного укрепить изнемогающего Богочеловека. Молитва священника с троекратным возведением рук — образ троекратной молитвы Христа Спасителя к Отцу.
Вспоминая неизъяснимые страдания Господа Иисуса Христа в саду Гефсиманском, верующие должны стоять с особым благоговением, к чему призывают их и слова Херувимской песни, и в этот момент особенно нужно припадать ко Христу тем, у которых мятется дух от скорби, кому кажется непосильно тяжел посланный ему жизненный крест. Святые отцы говорят, что молитва таких людей в это время непременно дойдет до Господа.
Священник тоже творит тайно молитву, исполненную глубокого смысла и напоминающую молитву Спасителя. Как Христос Спаситель умолял Отца Своего удалить от Него чашу, так священник, припадая престолу святому, словами молитвы как бы отказывается приносить бескровную жертву, его охватывает ужас перед этою службою: «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити, или приближитися, или служити Тебе, царю славы: еже бо служити Тебе велико и страшно и самем небесным силам...».
Далее, воспоминая перед Господом Его путь архиерейский и первое священнодействие, он молит уже Господа очистить сердце и душу, чтобы силою Духа Святого священнодействовать. Затем, как бы успокоившись надеждою на Бога, священник молится словами Херувимской песни. Диакон с чтением молитвы совершает каждение алтаря и образов иконостаса. Священник закончив молитву, и диакон, закончив каждение, вместе поклоняются престолу. Священник целует Евангелие и антиминс, диакон — край святой трапезы, и затем священник и диакон переходят от престола к жертвеннику. При этом воспоминается путь Христа на Голгофу; вот почему пламенный совершитель Божественной литургии отец Иоанн Крондштадский в этот момент всегда громко возглашал: «И иде на место, глаголемое Лобное, неся Крест Свой». У святого жертвенника оба они трижды произносят: «Боже, очисти мя грешного». Затем, тихо произнося: «Возьмите руки ваша во святая и благословите Господа», священник возлагает на голову диакона дискос, а сам берет в руки потир и через северные двери оба они выходят на амвон (великий вход). Стоя на амвоне, священнослужители поминают патриарха, епископа своей епархии и всех христиан.
Если пение Херувимской напоминает нам о Гефсиманской ночи, то перенесение Святых Даров изображает самый момент распятия.
Други мои, не чашу и дискос вы видите в этот момент пред собою, а Самого Спасителя, распростертого на Кресте. Усильте в этот момент молитвы ваши, вспоминая Его неизреченную любовь, приведшую Его на Крест.
После поминовения всех христиан священнослужители входят в алтарь, и священник полагает дискос и чашу на антиминс. Царские врата закрываются и задергиваются завесой. Этот момент изображает положение во гроб и запечатление его камнем. Священник читает в алтаре песнопение «Благообразный Иосиф... Во гробе плотски... Яко живоносец, яко рая краснейший...». Возложенные на Святом Престоле чашу и дискос священник покрывает покровами с тем же молитвословием «Благообразный Иосиф...» и затем трижды кадит, читая заключительные слова 50-го псалма «Ублажи Господи благоволением Твоим Сиона...». Затем священник и диакон просят друг у друга помолиться за себя. Верующие в это время, предстоя пред задернутыми завесою царскими вратами, изображают апостолов и мироносиц, плачущих у запечатанного гроба, скорбящих по возвращении от гроба своего Учителя.
Следующая за Херувимской ектения изображает эту скорбь, потому-то многие композиторы припев к этой ектении положили на печальную, тихую музыку. Следующий момент Литургии уже изображает Воскресение, но об этом скажу потом.
А теперь, как всегда добавлю, други мои, любите Божественную литургию, она — фотография жизни Христа, она полна глубочайшего смысла, и счастлив тот, кто черпает из этого источника радости, жизни и мудрости Христовой.
Единородный Сын Божий, воплотившийся от Девы Марии ради спасения людей, три года проповедовал Евангелие, исцелял всякий недуг и муку, утешал, воскрешал, призывал грешных к покаянию. Учеников Своих Он предупреждал о Своих грядущих страданиях, которые уже предвидел. Наконец после торжественного входа в Иерусалим, после Вечери Тайной наступило время Страстей Христовых.
В этот момент его человеческое существо изнемогло; Спаситель мира поколебался: ужас страдания, несения наказания за грехи мира охватил Христа. Час посвящения Великого Вечного Архиерея. Бог Отец протянул омофор, чтобы положить его на плечи Сына возлюбленного, а Сын в трепете склонился в мольбе: «Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Меня чаша сия (Мф. 26, 39). Возьми назад этот омофор, избави меня от грядущих мук, пощади Сына Твоего». Покорность правосудному завету Отца, бесконечная любовь к грешному миру вступили в страшную, полную несказанной муки борьбу между собой. Мука была тяжелее наступивших потом крестных страданий. Те были мучительны физически, но дух уже успокоился; здесь были муки духа, муки решения. Решиться страдать, заставить себя отказаться от себя — тяжелее этой муки нет. Вот почему в Евангелии говорится, что пот кровавый, пот бесконечной тяготы выступил на челе Спасителя. Мир небожителей ужаснулся этой муки и послал одного из серафимов укреплять изнемогающего. Три раза начиналась борьба и три раза слабость естества побеждалась крепостью покорности воле Отца и любви. «Отче, да мимо меня идет чаша сия!» Но Отец молчит, Отец не хочет снять омофора с выи Сына, Отец не хочет освободить Его от жертвы. И Сын каждый раз Свою бесконечную, мучительную борьбу заканчивает словами: Обаче не Моя воля, а Твоя да будет! (Лк. 22, 42). Воля Отца гласила, что безгрешнейший Единородный Сын, и должен принести Себя в жертву искупления за грехи рода человеческого. И Сын покорился воле Отца.
Вот что происходило когда-то в саду Гефсимании.
Божестенная литургия есть, как я говорил, живая фотография земной жизни Христа. Гефсиманская мука отобразилась в Херувимской песне. Священник изображает здесь скорбящего Спасителя, диакон — ангела, посланного укрепить изнемогающего Богочеловека. Молитва священника с троекратным возведением рук — образ троекратной молитвы Христа Спасителя к Отцу.
Вспоминая неизъяснимые страдания Господа Иисуса Христа в саду Гефсиманском, верующие должны стоять с особым благоговением, к чему призывают их и слова Херувимской песни, и в этот момент особенно нужно припадать ко Христу тем, у которых мятется дух от скорби, кому кажется непосильно тяжел посланный ему жизненный крест. Святые отцы говорят, что молитва таких людей в это время непременно дойдет до Господа.
Священник тоже творит тайно молитву, исполненную глубокого смысла и напоминающую молитву Спасителя. Как Христос Спаситель умолял Отца Своего удалить от Него чашу, так священник, припадая престолу святому, словами молитвы как бы отказывается приносить бескровную жертву, его охватывает ужас перед этою службою: «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити, или приближитися, или служити Тебе, царю славы: еже бо служити Тебе велико и страшно и самем небесным силам...».
Далее, воспоминая перед Господом Его путь архиерейский и первое священнодействие, он молит уже Господа очистить сердце и душу, чтобы силою Духа Святого священнодействовать. Затем, как бы успокоившись надеждою на Бога, священник молится словами Херувимской песни. Диакон с чтением молитвы совершает каждение алтаря и образов иконостаса. Священник закончив молитву, и диакон, закончив каждение, вместе поклоняются престолу. Священник целует Евангелие и антиминс, диакон — край святой трапезы, и затем священник и диакон переходят от престола к жертвеннику. При этом воспоминается путь Христа на Голгофу; вот почему пламенный совершитель Божественной литургии отец Иоанн Крондштадский в этот момент всегда громко возглашал: «И иде на место, глаголемое Лобное, неся Крест Свой». У святого жертвенника оба они трижды произносят: «Боже, очисти мя грешного». Затем, тихо произнося: «Возьмите руки ваша во святая и благословите Господа», священник возлагает на голову диакона дискос, а сам берет в руки потир и через северные двери оба они выходят на амвон (великий вход). Стоя на амвоне, священнослужители поминают патриарха, епископа своей епархии и всех христиан.
Если пение Херувимской напоминает нам о Гефсиманской ночи, то перенесение Святых Даров изображает самый момент распятия.
Други мои, не чашу и дискос вы видите в этот момент пред собою, а Самого Спасителя, распростертого на Кресте. Усильте в этот момент молитвы ваши, вспоминая Его неизреченную любовь, приведшую Его на Крест.
После поминовения всех христиан священнослужители входят в алтарь, и священник полагает дискос и чашу на антиминс. Царские врата закрываются и задергиваются завесой. Этот момент изображает положение во гроб и запечатление его камнем. Священник читает в алтаре песнопение «Благообразный Иосиф... Во гробе плотски... Яко живоносец, яко рая краснейший...». Возложенные на Святом Престоле чашу и дискос священник покрывает покровами с тем же молитвословием «Благообразный Иосиф...» и затем трижды кадит, читая заключительные слова 50-го псалма «Ублажи Господи благоволением Твоим Сиона...». Затем священник и диакон просят друг у друга помолиться за себя. Верующие в это время, предстоя пред задернутыми завесою царскими вратами, изображают апостолов и мироносиц, плачущих у запечатанного гроба, скорбящих по возвращении от гроба своего Учителя.
Следующая за Херувимской ектения изображает эту скорбь, потому-то многие композиторы припев к этой ектении положили на печальную, тихую музыку. Следующий момент Литургии уже изображает Воскресение, но об этом скажу потом.
А теперь, как всегда добавлю, други мои, любите Божественную литургию, она — фотография жизни Христа, она полна глубочайшего смысла, и счастлив тот, кто черпает из этого источника радости, жизни и мудрости Христовой.